Многие из тех, кто смотрел Московскую олимпиаду в вертикальном положении, наверное, до сих пор смогут в мельчайших подробностях описать свою встречу с первой в своей жизни фирмой. Ну, вот и мы, познакомившись с ней и выделив изрядное количество различных жидкостей, звуков и местоимений, сразу же боготворили её. Но наша муза оказалась редкой сучкой с нехорошей душой и чёрной энергетикой.
Это была 750-я «Катана», в первом кузове и модификации без переднего пластика, резкая, как понос, и дерзкая, как восьмиклассница на выпускном. Все её хотели до дрожи в конечностях и периодически поллюционировали в объятиях Морфея, представляя сладострастное владение ею. Но хозяином её был тогда ещё не старикашка, но Буш. Появляясь на ней, он стягивал в свою сторону внимание подавляющего большинства окружающих и вальяжно, полулёжа разместившись на роскошном сиденье, нехотя и устало отвечал на вопросы, сколько прёт, сколько жрёт и тому подобное – обычный для всех бред. В очередное явление, когда напор восхищённых схлынул, Буш решил приударить за какой-то особо ломающейся красоткой, дефилирующей по краю проспекта, и покатился за ней, повжихивая дивным мотором, параллельно заливая ей в ухо нескончаемый поток какой-то патоки. Расплывшись по лопате, он не заметил открытый ливневый слив, расположенный вдоль бордюра… Ой, мать, хрясь, а-а-а-а! «Суза» с Саней на боку, нога в сливе. Не то, чтобы встать, пошевелиться не может. Прохожие кое-как толпой подняли, врачи выписали Елизарова, и полгода реабилитации. Ладно, хрен с ним…
Следующей весной всё началось по новой, пипл визжит от восторга, Буш кайфует, мы завидуем. И вот как-то раз, подъехав к центровому кафе, Буш щёлкает на переднем диске новомодным замочком, подогнанным по случаю кем-то из друзей, и устремляется мутить очередную зайку. Проходит время, и, скользя от бедра, как мартовский кот, он, нашёптывая что-то на ушко хихикающей крошке, которую придерживает за талию, подходит к «Сузе». Отвесив губу и закатив глаза, выдаёт что-нибудь типа: «Дорогая, я домчу нас до ложа любви быстрее ветра», заводит мот, ждёт, пока замостится чика, пара предупредительных вжихов, и резкий старт… Сломанное предплечье, асфальтовая болезнь от линии роста волос до кадыка и вырванный с мясом ноготь на большом пальце.
В середине лета едем купаться на дамбу, вдруг рождается идея поехать на дальний пляж, приезжаем и понимаем, что дорога специально перекопана экскаватором, чтобы никто не ездил. А для пешеходов, дачников положен мостик, сантиметров 50 шириной, сделанный из очень добротных, прочных досок. Ну, кто как, кто с разгону, кто аккуратненько, перебираемся на другую сторону. Изучив опыт третьих лиц, Буш решает ехать с разгону, но в последний момент датчик волнения начинает свербить в анусе. Закатившись передним колесом на доску, скорость снижает, и начинается эквилибристика по мере перемещения к другому краю. В конце надо заехать на небольшую поперечную доску, которая сколачивает мостик. Конечно же, Саня из-за небольшой скорости упирается в неё, начинает нервничать, играть сцеплением, останавливается, теряет равновесие и шагает в бездну опорной ногой. Повреждённое колено, ушиб требухи упавшей сверху «Сузой» и выбитый зеркалом зуб… И ведь ей вообще – НИЧЕГО!
Следующий сезон на ней начинал уже другой пилот. Специально прикупив к ней серебристый костюм, серебристый шлем с тонированным зеркальным визором и светлые боты с серебряной отстрочкой, племяш носился на ней, как молния, смазанная салом, утверждая, что разгадал тайну перемещения во времени и пытается оказаться в прошлом вместе с Марти Макфлаем.
Из объяснения Игоря Дмитриевича Шароватого, 1928 года рождения:
«Светало, я двигался на своём «Москвиче 412», гос. номер такой-то, по улице Майской от улицы Портняжной в сторону улицы Второй пятилетки со скоростью 50 км/ч. На перекрёстке со Второй пятилеткой случился страшный удар в левый борт, у автомобиля вылетели все стёкла, и я стал двигаться по улице Майской от улицы Вторая пятилетка к улице Портняжной, а у меня на заднем сиденье оказался космонавт».
Реанимация «космонавта» длилась несколько месяцев, рассыпавшийся хрустальным бокалом скелет собирали несколько лет, лишнюю требуху вырезали по мере отмирания. А сучку… а сучку зарыли по просьбе племяша вместе с серебристым костюмом, шлемом с зеркальным визором и ботами с серебряной отстрочкой, чтобы ни одна гайка не перенесла её тёмную энергетику на другие, светлые моты.