Иногда бывает, что зовут. Это всегда гарантия, что тебе уготовано особенное, недоступное для других. Стоит только довериться.

Год был уникально насыщенный на походные активности. В феврале состоялся мой первый одиночный зимний поход, в лето вместилось аж три похода, в сентябре съездил на мотоцикле в Курайскую степь.

Казалось бы, чего ещё желать от уходящего сезона, тем более что осень выдалась дождливой. Середина октября застала меня возлежавшим на лаврах качественно проведённого года.

Идиллия развеялась, когда меня позвали. К этому моменту, после прошлогоднего Укока я уже успел понять, что если ты ощущаешь это в себе – будь уверен, тебя ждёт уникальное. Собираюсь за два дня и выезжаю в единственное погодное окно посреди унылых серых дождливых недель. Предстоял один день с +15 °С в городе, после чего следовало резкое похолодание и опять дожди.

За этот день я рассчитывал сделать основной перегон до Курайской степи и ожидать, что там осадки будут уже в виде снега.

Осенние особенности состояли в том, что световой день уже весьма короткий, и следовало торопиться, часов в 17 уже темнеет, потому я выехал в несусветную рань – около 10 утра.

Ехалось не так уж приятно, дул сильный порывистый ветер, и приходилось постоянно ловить мот. Зато ветер был тёплым. По крайней мере, до Семинского перевала.

На Семинском перевале лежал толстый слой снега, и температура около нуля. Тут впервые повеяло зимой. Потому даже не остановился на вершине.

Как только солнце скрылось, подмораживать стало моментально.

Топил около сотни, потому не рассчитал жор бензина и заглох километров за 30 до заправки. Переключил на резерв, поехал. Спустя три километра опять заглох. Смеркалось, дул холодный порывистый ветер, предвещая смену погоды. И было уже далеко не +15 °С, как на выезде. А я стоял на пустой трассе и проникался волшебной атмосферой всей этой ситуации, чувствуя, что начинаю жить. Потом очнулся, покачал мот, слив остатки из одной половины бака в другую, завёл и спокойно доехал до заправки.

Уже в темноте закатываюсь в Курайскую степь, лезу в горки, долго и привередливо выбираю наиболее шикарное место для ночёвки. Всё происходящее со мной ощущалось слишком уж необычно и эпично, чтобы размениваться на ночёвку где-нибудь в тривиальной низине. Надо обязательно забраться повыше, чтобы был вид на снега Северо-Чуйского.

И я нашёл фантастическое место. Почти на самой вершине холмов, но удивительным образом в ложбине и закрытое от ветра с одной стороны лиственницами, с другой – пупырём. С огромным количеством отличных дров. Я в него влюбился. И по всем признакам до меня там никто не ночевал.

Ставлюсь, сижу у костра, отмечаю, что температура ведёт себя развязно и никак не может остановить своё падение. В итоге около 22:00 успокоилась на отметке –9 °С. Я-то вроде как из относительно тёплой осени приехал, а тут такое сразу же в первый вечер. Начал понемногу проникаться пониманием, что поездка не осенняя, а зимняя.

Но всё равно ощущаю счастье, что познакомился с ещё одной ипостасью моей ненаглядной Курайской степи.

Утро, завтракаю, наблюдаю за погодой, думаю, чего делать дальше. На степь наползает снежный фронт, решаю сегодня ещё на ночь здесь остаться, тем более что место обалденное. И пофотать ночью надо. Температура, кстати, опустилась градуса на четыре ниже нуля к обеду и до конца поездки ничего теплее этого не случалось.

Выпадает снег невероятно красивым образом, ловлю эйфорию, бегаю по окрестностям с дебильной улыбкой под убойной дозой эстетического наркоманства.

Ночью вдарило –12 °С. Помню, ручки в перчатках мёрзли, когда бегал по окрестностям и фотал, ещё и ветер поддувал, зато грела мысль, что костёр недалеко.

Утром небо чуть посветлело, хоть до состояния налаживания погоды было очень далеко. Решил ехать.

Чуйская степь встретила визуально идиллической картиной – залитые солнцем луга жёлтой сухой травы. Если смотреть на фотографии, легко может показаться, что там было бы неплохо поваляться в травке, нежась на солнце. Но я-то помню, что единственное, о чём я тогда думал, было где бы (а вот негде, степь же!) спрятаться от ураганного сдувающего с ног ветра температурой в –10 °С.

Позвонил другу, напросился в гости. Изначально хотел заночевать где-то в степи и даже подыскивал место, однако бешеный ветер сделал эти планы не то, чтобы малоосуществимыми, но я решил, что наличие рук и ног для меня пока что важнее, чем крутой опыт выживания, пусть и такой соблазнительный.

Отночевав в Кош-Агаче и приняв к сведению последний прогноз погоды, обещавший через недельку здесь –30… –35 °С днём, вкатываюсь в основной этап поездки. Хочу подняться по долине Талдуры, поближе к Куполу (3500 м), оставить мот и уйти пешком с рюкзаком. Правда, с новыми данными по ожидаемой температуре эти планы не успели у меня в голове совместиться, но я был уверен, что как-то всё решится само собой. Что и произошло, кстати. Настрой на выезде хороший, но «только бы не ветер».

Проезжаю Бельтир, который производит тяжёлое впечатление. Село было разрушено в 2003 году девятибалльным землетрясением, эпицентр которого находился в паре километров. После землетрясения в окрестностях наблюдались фонтаны воды до двух метров из-за пришедших в движение подземных вод и растопленной вечной мерзлоты. На месте стадиона в селе возникло озеро.

Был отстроен новый посёлок ближе к Кош-Агачу, куда переселилась часть более молодых жителей. В старом Бельтире остались в основном старики.

На выезде спросил дорогу у казахских женщины и девушки. Девушка шокировала оглушительной смотоциклападательной красотой и изяществом при общей неухоженности и бедности убранства, так что я даже чуть не уехал сослепу в другую сторону, на озеро Акколь. И вообще увлёкся мыслями о том, как вот так ездить за уединением, отвлечением от мирских сущностей и контактом с природой, когда вот такое тут попадается посреди развалин от стихийного катаклизма.

Потому дальнейшая часть вполне увлекательного пути вдоль Талдуры оказалась чуть смазана в эмоциональном плане. И только встреченное стадо сарлыков вытащило меня в адекватный ощущательный режим. Давно мечтал их увидеть и всё не доводилось. Сарлыки – шерстистые копытные вроде яков.

Бодренько ставлюсь в лиственничном лесочке прямо у устья. Там весьма кайфово в плане покрытия – упругий и сухой ковёр из лиственничных мягких иголок. Но с дровами напряжённо.

Далее будет отличный гайд, как намутить себе приключений практически на ровном месте и с минимальными усилиями.

Наступала финальная часть эндурного этапа мероприятия. Сегодня я планировал подняться в перевал, проехать там километров пять, спрятать мот и уйти на Купол.

Согласования в верхах эта идея не получила.

С аппетитом предвкушая трепетный первый опыт штурма заледеневшего брода, сунулся без разведки между следами «уазика» и провалился передним колесом в полынью.

Вообще-то выглядело это всё довольно идиотски. Да и не только выглядело, чего уж тут. Но на практике мот никак не получалось сдвинуть ни назад (там горка и камни), ни вперёд. Попробовал тактику раскачки, рассчитывая на «газу» пропилить передним колесом траншею. После серии пробуксовок, слышу сочное «пщщщщщщ», сопровождаемое похудением бублика заднего колеса.

Все перспективы похода на Купол меркнут, затенённые новым жгуче сладким экспириенсом. Обещавшим быть занятным, ибо ни запаски, ни насоса, ни монтажек я не взял. Были только заплатки, которые я тоже не брал, но просто с этим же рюкзаком я катаю на велике, и они там сами проживали в заднем кармане.

Валяя мот раза три, почти плашмя вытаскиваю его. И веду на только что покинутое место ночёвки.

Заострять внимание на вариантах набивания колеса шишками, ветками и травой я соблазна избежал. Тем более что разбортировать-то всё равно нечем было. Да и явно меняющаяся погода отбивала желание поэкспериментировать с творческим изготовлением каменных монтажек либо с поиском железной руды и выплавлением из неё этого животворящего инструмента.

Потому скучно и не задорно, но конструктивно и рационально побрёл в сторону предполагаемой чабанской стоянки, огонёк которой я видел выше по Талдуре вчера, когда лазил по окрестностям.

Ещё на подходе обнаружился «уазик», так что я уже расслабился. Но на практике раздобылись только монтажки, насоса не было. Побрёл обратно. По пути меня догнал парень на «уазике», и уже по темноте поехали с ним забирать колесо, чтобы заклеить в тепле на стоянке. Ночёвка в тепле оказалась как нельзя кстати – задул ветер со смачным толстым снегом.

На следующий день миссия по наполнению колеса воздухом продолжилась. За насосом мне предстояло сходить на другую стоянку, где он наличествовал «скорее всего». Стоянка находилась километрах в 15 ниже по течению Талдуры.

Ночью, надо сказать, выпал снежок. Нормально снежка выпало. Занёс колесо в лагерь и попёр по нетронутым снежным покровам за насосом.

Снежок, кстати, продолжал чуть валить. Так что я даже заопасался, что выехать на моей не самой качественной дорожной резине отсюда станет проблемно, если вдруг эта опасная тенденция продолжится.

Вроде где-то здесь я словил гармонию. То есть я и раньше-то был в некоем предгармоничном состоянии, но здесь оно очень ясно и чётко накрыло. Я просто наслаждался происходящим со мной. Меня не волновало, что обломались планы пешего похода, что непонятно, насколько качественно будут держаться заплатки и, возможно, они оторвутся нафиг на первых же метрах, что нужно ещё чёрт знает сколько идти за насосом, и, кстати, далеко не факт, что он там окажется. А если его не окажется, придётся идти в Бельтир с непонятными перспективами, где ночевать и что есть. Я знал, что всё, что будет – будет клёвым и ровно настолько, каким быть должно.

В зефирной белизне растворилось всякое «зачем», остался только процесс.

Не сразу нашёл стоянку, она оказалась качественно скрыта от взглядов со стороны долины. Хозяина не было, была жена, обшарили с ней две стоящие у дома машины, насоса не нашли.

Уже думал продолжать путь в Бельтир, но тут она вытащила из чулана ржавый с растрескавшимся шлангом без насадки шинонадувательный прибор годов 50-х.

В лагерь прихожу уже в сумерках. Придумываю прижать золотник ниппеля маленьким камешком, залепленным сверху скотчем. И на эту конструкцию натягиваю шланг. Практически со второй попытки накачал колесо. Которое даже, вроде, не пробовало спускать. Чего я очень от него ждал и был удивлён.

Ночь решил посвятить фотопрогулке.

Стартовав, вскоре обнаружил бонус от Алтая за вытерпленные невзгоды – стадо верблюдов. Вообще-то я первый раз видел верблюдов в естественной среде обитания. И не представлял, что она у них бывает именно такая вот, в снегу на берегу покрытой льдом реки.

Про температуру я особо не пишу уже, про термометр забываю, но градусов –15 °С в тот день точно было.

Потом съезжаю в котловину Чуи и продираюсь сквозь морозный туман, бешеная влажность, помноженная на –20 °С: отмерзает всё, что способно отмерзать, самое важное – в первую очередь. То и дело торможу, бегаю взад-вперёд и отжимаюсь.

Так что к выезду на Чуйский тракт в сумерках позволяю своему телу достать телефон и позвонить опять другу в Кош-Агач.

Едется по тракту, кстати, страшновато. Асфальт покрыт ледяными продольными полосами, и переднее колесо то и дело куда-то улетает. Ещё и видимость метров 15, ледяное молоко. Но это всё фигня. Ведь меня ждёт горячий душ из фирменной Кош-Агачской технической воды с божественным запахом ацетона. Кстати, эта вода и этот душ, похоже, теперь уже вошли в цепочку якорных воспоминаний как о поездке на Укок в 2014, так и об этой зимней алтайской. И вспоминаются с дивной теплотой.

Перед сном под гудение электронагревателя всё пытался найти в себе намёки на сожаление, что затея моя с пешим походом не удалась, но вместо этого обнаружил лишь заполняющее меня чувство целостности всего происходящего.

Финальная часть поездки начиналась самыми лютыми морозами за всё время, утром было что-то под –24 °С и туманная мгла по окрестностям. Опережая события, надо сказать, что эти цифровые значения крайне медленно демонстрировали мобильность практически до обеда.

До завтрака пару раз выбегал на улицу, каждый раз поражаясь, насколько все эти обнаруженные там условия неблагоприятны для существования белковых теплокровных форм жизни вроде меня. Тем многообещающе выглядели перспективы скорого прорезания этих вот всех условий в сидячем положении на скоростях от 50 км/ч. Сидел, ел вкусную горячую мультизлаковую кашку с жирным молоком и поёживался. Размышлял, что лучше – быть изначально замороженным холодной ночёвкой в палатке и, сев на мот, не почувствовать особых изменений условий существования. Или же вот так вот шокироваться резким выходом в открытый космос октябрь Чуйской степи.

Дорога в ледке, потому плыву по нему километров 50 в час. Уже на выезде понял, что что-то не так. «Не так» оказалось эффектом физиологического понимания, что замерзаешь быстрее, чем организм успевает на это замерзание реагировать и принимать меры. Так что регулярно торможусь и бегаю вокруг мота.

Ярко осознаётся балансирование между способностями организма продуцировать тепло и лишением его внешними условиями. Иногда чувствуешь, что в каком-то месте тела выделил наружу слишком много тепла и потому перенаправляешь туда оставшиеся резервы.

С появлением к обеду солнца и синего неба логично совпало приведение атмосферы в движение. Довольно ураганное движение.

Курайская степь, ветер бьёт в спину и обгоняет, шлифуя трассу позёмкой, шепчу благодарности, что именно в спину.

Доехал до курайских горок, не то, чтобы очень тепло, около –17 °С, но после того, что было в первую половину дня, это уже курорт.

Поставил палатку, уже к закату решил слазить на отроги Курайского хребта. Вернулся только к утру.

Проснувшись, обнаружил за бортом чуть ли не около нуля, Арктика отступает, пора и домой валить.

Уже в темноте преодолеваю Чике-Таман, спускаюсь и решаю, что надо бы уже и ночевать. Поднимаюсь немного вдоль Малого Ильгуменя, распугивая лошадиные стада, ломлюсь через лес, наугад выбираю место, ужинаю.

Решаю палатку не ставить. Как ни странно, но эта мысль мне пришла впервые за мою походную деятельность. В итоге мне это всё безумно понравилось. Хотя, без сомнений, свою роль сыграл тот факт, что температура в эту ночь не опускалась ниже градусов двух-трёх под нулём.

Отрезок до Онгудая был, пожалуй, самым комфортным за всё время поездки. Так, что я даже решил прокатиться радиально по недавно отстроенному автобану до «дачи Путина» близ устья Урсула. Хотя до самой дачи я не доехал, всё-таки время поджимало.

Ну а дальше Семинский перевал на закате и уже ночная трасса за Чергой.

Преодолевая ночь и слепящие встречки, внезапно осознаю, что до дома метров 300, и каждый промелькнувший метр встаёт позади стеной между мною и той концентрированной реальностью, которой я жил последние полторы недели.

Двухмерное и схематическое на протяжении всей поездки понятие «дом» перестало быть таковым и развернулось в объёмную полноцветную фигуру грядущей реальности. «Я еду домой» прекратило быть просто направлением движения, а стало его концом.

Мой зимний Алтай закончился в осеннем Горно-Алтайске. Я до сих пор не определился со своим отношением к этой поездке. Но, может быть, определяющие события в жизни и должны быть сложносочинёнными со множеством противоречивых тонов, чтобы побуждать найти ответ, чем они являются для тебя.