Приезжаем на байк-шоу в далёкую N-скую губернию. Само действо в каком-то лесном санатории в приличном удалении от городов и поселений. Заходим в шатёр к устроителям, и наш ведущий, поручкавшись со всеми, начинает нам, ведомым, представлять публику: «Вася Змей, Миша Череп, Игорь Доктор» и т. д.

И вот подходит очередь очередного почтенного бонза, и его представляют: «А это…» И тут кто-то из местных выдаёт: «Алексеич Мегавольт»! Все пырхают и начинают дико ржать, а он вскакивает и начинает кричать, типа сколько можно и всё такое. Его принимаются успокаивать, а он со словами «Ну парни, ну что вы как не люди, ну просил же, ну понимать же надо такие вещи…», оправдываясь, садится на место. «А это Алексеич, – говорит один из его товарищей, с трудом сдерживая улыбку, – Трансформатор» – и всё повторяется по новой. В общем, веселятся ребята по полной, загоняя Алексеича своим стёбом в жуткую краску. Нас как дорогих гостей приглашают остаться с ребятами в шатре, и мы, коротая вечер с ними, потихоньку наблюдаем развитие ситуации. Народ постоянно тусуется, кто-то приходит, кто-то уходит, время идёт, и уже далеко за полночь. Вдруг залетает наш головной и говорит: «Пошли, скорее поможем, там что-то у ребят стряхнулось». Пришли, а там уже народ помирает со смеху, а Алексеич затаился в углу на коленках. Ладно, долго ли, коротко ли, травмированного мал по малу отпускает, и он начинает интересоваться своими причиндалами, типа всё ли на месте. Меня всё больше и больше разбирает интерес, что же, собственно, происходит. Рассказ получается печальный до слез и коликов. Алексеич, вполне себе здоровый, не старый мужик, при достаточных деньгах, статусе и уважении, к своему удивлению и нашему сочувствию, поимел себе сердечное заболевание, суть которого сводилась к тому, что у него ни с того ни с сего клинило сердце, и пару раз он чуть не зачехлился от этого, но его вовремя запускали, и он как-то выживал. И вот после очередного приступа его упаковали в какую-то серьёзную столичную больничку и вшили ему дефибриллятор. Суть прибора простая и сводилась к тому, что когда у человека начинается изменение ритма сердечной мышцы, которое выбивается из нормы до такой степени, что человек начинает терять сознание, то прибор в нужный момент достаточно жёстко жахает его током и восстанавливает тем самым ритм до нужных показателей. Но так как на тот момент времени эта операция была ещё с младенческим опытом исполнения, а Алексеич был крайне уважаемый человек, то вшили ему всё от души. Ну, и под страхом того, что мотор встанет навсегда, Алексеич был кремень, не бухал, не волновался, не суетился и, в общем, всячески берёг потревоженный орган весь период реабилитации. 

И так сложилось, что финальный осмотр пришёлся на утро дня байк-шоу. Полностью освидетельствовавшись, что здоров, как лось, наш персонаж пребывает на байк-шоу с какой-то совсем зелёной длинноногой курочкой, и, так как он длительный период времени соблюдал все возможные рекомендации, у него скопилось огромное желание поволновать её пару-тройку раз в уединении. Но, видимо, врачи, взвесив все за и против, помножив респектный вес Алексеича на его положение в обществе, установили настройки аппарата на максимальное сохранение здоровья и особую опеку. Короче, в кульминационном порыве сердечко старого ловеласа затрепыхалось с такой скоростью, что грозилось перейти в фибрилляцию, аппарат, стоящий на страже здоровья, воспринял это как угрозу и звякнул так, что соединённая через достаточно толстый проводник курочка, смазанная всем, чем только можно, плотно облегая источник энергии, из коленно-локтевой позиции ломанулась через стену шатра, как Сапсан с Московского вокзала. Ей удалось-таки выйти наружу, завалив полконструкции, и с опупением в глазах в полном ахрене голышом стоять под дождём под одобряющие крики окружающих. Ну, шатёр восстановили, девку успокоили, Алексеича застебали, потом мы приехали. Но, видимо, отойдя от дневного конфуза, так и не поимев оттока зла, наш чудо-перец, загладил каким-то образом вину перед своей спутницей и приболтал её на отпущение грехов перорально, то есть в голову. Не знаю, что уж там наколдовали врачи, и что там произошло у них в номере, но когда ещё один разряд звякнул девочку, у неё инстинктивно сократились мышцы челюсти со всеми вытекающими отсюда последствиями. Благо, разряд был короткий, и эмаль на зубах не потрескалась друг об друга, но впечатлений и ощущений всем, включая Алексеича, хватило выше крыши. Мы ржали так, что болела спина, сбежавшись на рёв, представляя, как девочка выглядела после импульса, с одуванчиком потрескивающих и искрящихся волос, очумелыми глазами и дымком, выходящим из характерно открытого рта. Алексеич ржал и плакал, ржал и плакал, обещая вырвать сердца врачей.