…Свин обрёл половую зрелость в те далёкие перестроечные времена, когда каждый подросток, едва севший на мотоцикл, начинал клеить на себя ярлык Ангелов Ада, Бандидосов и прочей криминальной шантрапы, пустившей свои ростки в Новом свете. Когда же на учебниках заканчивались дерматиновые обложки и мастерить нашивки с угрожающими надписями уже было не из чего, дорвавшиеся до мопедов подростки начинали подчеркивать свою индивидуальность с помощью подручных средств, которые могли включать всё, что угодно – от оторвавшихся от стен обоев до старинного бабушкиного триптиха в углу, от пластиковых мыльниц до новых чехлов от сидений папиного «Москвича», от выпускного платья старшей сестры до дворовой кошки, искусственно умерщвлённой для святой цели – переделать ординарного старшеклассника в крутого рокера.

Вслед за новым прикидом персонаж выбирал себе устрашающее имя на манер индейской кликухи, которое долго рисовалось шариковой ручкой поверх новомодных лохмотьев, как правило, на спине. В тусовке особым уважением пользовались ребята, владеющие каллиграфическим мастерством выведения готических литер на поношенной куртке из джинсы или кожзаменителя. После этого рокер окончательно вырывал пропасть между законопослушным обществом и своими «братьями» по моторам.

Но так получилось, что при разборе красивых рокерских прозвищ Свину не повезло – его товарищи взяли себе все худо-бедно звонко звучащие клички, а Свин, как изгой, продолжал ходить под обычным советским именем Саша Иванов. Перекрещенные мотоциклисты прекрасно понимали, что этот Саша Иванов не имеет вообще никакого отношения к популярной группе «Рондо» и с сочувствием относились к проблеме своего товарища, продолжавшего уныло носить самое что ни на есть советское имя. Свин, как мог, пытался исправить постыдную ситуацию. Уже тогда он ездил на «Яве», что просто обязывало его найти себе грозный рокерский ник. И ник был найден. На следующий день Свин появился в тусовке с пришитым вытертым меховым воротником, который был когда-то бабушкиной горжеткой. Свин объяснял, что это – настоящий волк, которого он лично завалил из кривоствольной винтовки, и настоятельно рекомендовал называть себя «Палач».

Но в тусовке собрались люди жестокие. И весьма коварные. Всем было известно, что Свин на тот момент встречался с девочкой, которая торчала от «Руки вверх» и, в частности, их бессмертного творения «Лишь от тебе мечтая». Благодаря этой девочке и её по жизни включенному плееру все рокеры уже плевались от данного поп-шедевра, но теперь их стала несказанно доставлять строчка из песни «я не хочу, чтобы слышала ты, как я тихонько плачу». Соответственно, с чьей-то легкой руки «Палач» трансформировалось в «Поплачь», в результате чего Свин реально готов был зареветь от досады. Как обычно бывало в критических ситуациях, Свин мчался под крылышко к Бушу и рассказывал ему о своих бедах. Так случилось и в этот раз. Буш согласился с тем, что пора бы уже Саше Иванову сменить свой ортодоксальный нейм на что-то менее распространённое.

«А вот я слышал, – вещал отверженный рокер, – что когда-то давно в Швеции или Финке жил такой знаменитый моряк по имени Свен. Он прославился тем, что плавал на китобойном судне, мочил китов, короче, по крутизне не уступал ни Ангелам Ада, ни Бандидосам. Так вот, мне бы хотелось, чтобы меня звали как его – Китобой Свен. Свен – это лебедь по-ихнему, такая гордая белая птица. По-моему, звучит! Тем более что я уже практически купил мотоцикл белого цвета. Как ты думаешь, Сань?»

Буш нехорошо ухмыльнулся. Белоснежная Honda Sabre , будь хоть она трижды собрана на китобойном судне и помечена сверху всеми лебедями Скандинавии, ну никак не вязалась с образом Сани Иванова, с какой стороны он на неё ни залезал бы. Скорее, с чем-то другим… Ассоциации пришли сами собой: «А зачем тебе кого-то копировать? – с честными глазами ответствовал Буш, – назовись лучше не Свен, а Свин! Вот это будет звучать! Тем более что твой «газик» («ГАЗ-67» 1942 года рождения) при «перегазовках» очень в тему хрюкает секущим глушителем… Почему нет?»

Но Сане эта идея не понравилась. И ходил бы он безымянным ещё долгое время, если бы не произошло вот что.

К Костяну Волосатому как-то прибилась хорошенькая чёрная кошечка. Свинка, тогда ещё просто Юля, несколько дней уговаривала Саню взять кошечку к себе на хутор. «Я буду за ней там ухаживать, там ей будет хорошо – природа, травка, воздух и всё такое…» В конце концов, ей удалось уговорить взять кошечку из провонявших бензином боксов на хутор, но… Трудно сейчас понять, что именно произошло между кошечкой и Сашей, но только кошечка стала ежедневно гадить везде, но только не в отведённом для этого месте. Через несколько дней кошечкой стал пахнуть хозяйский диван, стол, стул, печка и половики. В одно прекрасное утро Свин, пытаясь спросонья обуть новые кирзовые сапоги, нащупал босой ступней внутри голенища что-то мягкое и тёплое, по ощущениям напоминавшее растаявшее сливочное масло. Находившаяся рядом Свинка с большим трудом отговорила Саню не убивать бедную кошечку за провинность. Саня, скрипя зубами, пообещал, что котов в доме он терпит только ради любви к своей будущей супруге, но если ещё хоть раз…

…И так получилось, что следующим утром на хутор заглянул сосед Боря, здоровенный детинушка, маявшийся от собственного могучего здоровья и пожелавший в тот час позавтракать вместе с соседом.

Далее рассказ уже идёт со слов Бори:

«Прихожу, значит, к Сане я, вхожу в сени, вижу – ещё спит. Ну, я по привычке, ставлю чайник, развожу огонь. Чувствую – вонь какая-то в хате, непонятная. Я говорю: «Сань, вставай, завтракать будем. Кстати, чем это у тебя воняет?» Смотрю – Саня приподнимает лохматую голову с подушки, а на подушке – сразу свет на неё упал – этакая аккуратная чёрная пирамидка – эпицентр, собственно, этой самой вони. Я кричу, типа, Сань, осторожно, но – уже поздно! Неловкое движение – и часть пирамидки осталась на рыжей бороде Китобоя Свена. Ой, думаю, что сейчас будет!.. Саня встаёт, молча смотрится в зеркало, проходит мимо меня к дальней стене, снимает с неё ружье. Со словами «кыс-кыс-кыс» выводит из дома кошечку. Закрывает дверь…

Через полминуты, когда оглушительное «ба-бах!» стало растворяться в утреннем лесе, Саня пришёл домой и потребовал лопату – хоронить кошечку».

Венцом всей этой истории было чаепитие у Буша этим же вечером. Саня хвастался тем, что завалил из ружья как минимум леопарда, который был грозой всех ферм в округе. Но что Буш сказал: